— Но он же сказал, что поможет мне! — снова возмутилась Сюрреаль.
Глаза Люцивара заискрились от смеха.
— Уверен, он намеревался объяснить кое-что Сероклыку — до того момента, как ты упомянула Каэласа.
— Это имя то и дело всплывает в разговорах! — встрял Деймон. — Да кто такой этот Каэлас?
Люцивар задумчиво оглядел Деймона, а затем ответил, обращаясь почему-то к Сюрреаль:
— Каэлас — арсерианский Верховный Князь, носящий Красный Камень. Однако, то ли благодаря какому-то особому дару, то ли тайным аспектам своей тренировки, он может проходить сквозь любые щиты, включая Черные.
— Мать-Ночь, — пробормотал Деймон.
— Это еще не все. Каэлас — восьмисотфунтовый котяра с соответствующей силой и характером, — мрачно ухмыльнулся Люцивар. — Поэтому мы все стараемся лишний раз не действовать ему на нервы.
— Дерьмо, — слабо произнесла Сюрреаль.
— Пойдем, — предложил Люцивар. — Мы проводим тебя до спальни.
Внезапно ей показалась очень привлекательной перспектива прогуляться в обществе сразу двоих мужчин. И еще лучше — идти между ними.
Через пару минут Сюрреаль задумалась:
— Что ж, по крайней мере, если он такой большой, его трудно не заметить.
Люцивар ответил не сразу. Поколебавшись, он произнес:
— Представители Крови среди арсерианцев используют щиты невидимости, когда охотятся. Эти хищники редко терпят поражение.
— О…
Дружба с волком с каждой минутой казалась ей все привлекательнее.
Когда они добрались до ее комнаты, Сюрреаль пожелала мужчинам спокойной ночи и удалилась к себе.
Сероклык стоял точно на том же месте, где она его оставила. Девушка действительно тогда рявкнула «Чтоб с места не сходил!», и волк воспринял ее слова буквально.
Увидев в карих глазах печаль, она только вздохнула.
Щенячье обожание. Именно так шлюхи называли период, когда неуклюжие, но рьяные молодые самцы познавали первые сексуальные радости. На короткие несколько недель они пытались угодить проститутке, чтобы не лишиться доступа к ее постели. Однако после того, как новизна впечатлений проходила, они начинали обращаться с теми же самыми женщинами с жестокостью и высокомерной насмешкой.
— Завтра нам придется кое о чем договориться, — сообщила Сюрреаль Сероклыку.
Тот согласно вильнул хвостом.
Сдавшись, она легла в постель и похлопала по одеялу. Волк вскочил на кровать и улегся, настороженно наблюдая за ней. Сюрреаль взъерошила его густой мех, выключила свет и обнаружила, что улыбается. Наконец она оказалась в месте, где словосочетание «щенячье обожание» имело самое что ни на есть буквальное значение.
Слишком взбудораженный, чтобы нормально уснуть, и не в силах отвлечься от своих переживаний с помощью книги, Деймон бродил по тускло освещенным коридорам Зала.
«Ты опять бежишь», — подумал он, с горечью признавая, что сомнения и страхи усилились и волной нахлынули на него, стоило подойти к дверям своих покоев и почувствовать присутствие Джанелль в смежных комнатах.
На протяжении большей части своей тысячасемисотлетней жизни он верил, не сомневаясь, что был рожден стать любовником Ведьмы. Даже тринадцать лет назад, когда он впервые встретился с юной двенадцатилетней девочкой, эта уверенность не поколебалась. Его сердце было покорено; осталось лишь подождать еще несколько лет до физического единения. Однако теперь их разделяли жестокое изнасилование и годы, на протяжении которых он сам был затерян в Искаженном Королевстве, и Деймон вовсе не был уверен, что сможет предстать перед Джанелль и прочесть в ее глазах покорность долгу или, еще хуже, жалость.
Ему было необходимо найти место, которое поможет восстановить вновь пошатнувшееся душевное равновесие.
Деймон помедлил, а затем неохотно улыбнулся, сообразив, что все это время он вовсе не убегал, а искал. Где-то на территории огромного поместья должно быть особое место, отведенное для свершения официальных ритуалов Крови в священные дни каждого времени года. Однако Деймон сильно сомневался в том, что Повелитель выстроил бы дом, в котором нет укромного местечка для уединенной медитации.
Он закрыл глаза и раскрыл свои внутренние чувства. Через мгновение Деймон снова двинулся по коридорам, возвращаясь в ту часть Зала, где располагались семейные покои.
Он проглядел бы вход, если бы не уловил отблеск собственного отражения в стекле двери.
Выйдя наружу, Деймон окинул взглядом садик, словно разбитый в огромной чаше. По четырем сторонам его на возвышении были разбиты обширные цветочные клумбы, прерывавшиеся лишь на ведущих вниз каменных ступенях, на которых он сейчас стоял. Основную часть сада занимали две статуи. В нескольких футах перед ними располагался плоский камень, приподнятый на двух подставках, и деревянное сиденье. Расставленные с особым тщанием по садику свечи озаряли статуи и ступеньки.
Скульптуры манили, притягивали его. Деймон прошел вниз по ступенькам, помедлил мгновение — и спустился на траву.
Воздух заполняла сила, делая его слишком насыщенным, слишком густым, чтобы можно было нормально дышать. Привыкая к странному ощущению, Деймон почувствовал, как его тело пропитывается силой и покоем, обитавшими в этом саду. На каменном алтаре тоже стояло полдюжины свечей в разноцветных стеклянных сосудах, но незажженных. Выбрав наугад один из подсвечников, Деймон обратился к Ремеслу, чтобы зажечь тонкий фитиль. До него донесся тонкий запах лаванды, а затем мужчина направился к фонтану со статуей женщины.
Позади него оказалась изогнутая стена, сложенная из необработанного камня, по которой серебристо-золотистой занавесью струилась в бассейн вода. Из него до пояса поднималась женщина, обратив к небу лицо. Ее глаза были закрыты, на губах играла легкая улыбка, руки подняты, словно она собирается стряхнуть воду с волос. Все в ней дышало безмятежной силой и радостью жизни.
Взрослое, сформировавшееся тело было для Деймона чуждым, однако он мгновенно узнал лицо. И невольно задумался, продолжил ли скульптор свою работу и дальше, запечатлев ее облик в таких же деталях и ниже бедер, просматривавшихся сквозь воду. Ему стало интересно, что отыщут его пальцы, скользнув дальше по животу.
Деймон думал об этом — и поэтому не мог не повернуться ко второй статуе — мужской.
Зверь.
Его внутренний отклик на образ припавшего к земле, откровенно мужественного существа, бывшего смесью человека и зверя, был поразителен — глубочайшее, прочувствованное узнавание. У Деймона было такое ощущение, словно кто-то сорвал с него кожу, чтобы обнажить то, что скрывалось внутри.
На массивных плечах красовалась кошачья голова, оскалившая зубы в гневном рыке. Одна то ли рука, то ли лапа легла на землю возле изящной головки спящей женщины. Вторая занесена, когти выпущены.
Кто-то вроде Александры, взглянув на это существо, предположил бы, что оно вот-вот сокрушит беззащитную женщину, поэтому единственный способ держать подобную силу и ярость в узде — на цепи и за решеткой. Кто-то вроде Александры даже не попытался бы присмотреться, не заметил бы некоторых очень существенных деталей. Например, что вытянутая рука спящей женщины кончиками пальцев касается полулапы-полуруки зверя. Например, что массивное тело этого зверя укрывало ее от холода и опасности. Например, что мерцающие зеленые каменные глаза смотрели не на предполагаемую жертву, а на того, кто осмеливался подойти, что рычание и ярость проистекали из желания, потребности защитить, уберечь спящую.
Деймон сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и напрягся. Звук шагов не нарушал ночную тишину, однако ему не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто стоит на последней ступеньке.
— Что ты о нем думаешь? — тихо спросил он.
— Он прекрасен, — своим полуночным голосом отозвалась Джанелль.
Деймон медленно обернулся к ней.
На Джанелль было длинное черное платье. Тонкое, мелко переплетенное кружево заканчивалось под грудью, открывая достаточно, чтобы у любого мужчины захватило дыхание. Золотистые волосы водопадом спадали на плечи и спину. Сапфировые глаза практически утратили затравленное выражение, однако Деймону причинила боль мысль о том, что, возможно, он был причиной грусти, отразившейся в них.