Зеленый поток пробежал по языку и скатился в горло, оставив после себя невыносимую горечь. Я не стал выпивать все – если от этого киселя выйдет какой-то прок, он может пригодиться позже. Передав склянку Анотине, я откинулся на спинку стула и стал ждать.
18
Прошло около двадцати минут, но пока что единственным заметным эффектом была возникшая тяжесть в желудке. Четверо моих товарищей расселись на стульях вокруг и затаив дыхание следили за каждым моим вдохом и выдохом.
Доктор Адман был прав: моя вера в то, что мозговая жидкость Вызнайки придаст моему зрению особую силу, не имела никакого научного обоснования. В защиту своей теории я мог сказать лишь одно: пустой череп Вызнайки – при ее-то выдающихся способностях! – подтверждал, что природные законы острова Меморанда не имеют ничего общего с наукой. Но сказать этого остальным я не мог. Это было бы все равно что признать: вся работа, проделанная четырьмя исследователями за годы их заключения на острове, – не более чем затейливая игра воображения.
Анотина то и дело обеспокоенно спрашивала, как я себя чувствую, и мне каждый раз приходилось давать ей одинаковый ответ. После четвертого такого вопроса Нанли не выдержал:
– По-моему, всем и так уже ясно, что у Клэя болит живот. Раз уж мы все равно теряем время в ожидании, когда у него взлетит голова, не лучше ли пока обсудить, что мы собираемся делать, когда явится Учтивец?
– Согласен, – сказал я, и оттого что я оказался в состоянии поддерживать разговор, всем заметно полегчало.
– Необходимо принять во внимание одну вещь, – объявил доктор, закидывая ногу за ногу. – А именно: мы не знаем, на что наш грозный друг способен.
– Против Вызнайки сигнальный пистолет оказался довольно эффективен, – заметил Брисден.
– Но у нас только один патрон, – возразил доктор.
– Скальпель не годится: подходить к нему близко опасно, – резонно заметила Анотина.
Я обратился к Нанли:
– Вы могли бы сконструировать оружие?
– Вообще-то это не моя специальность… – смутился он. – Но, наверное, я мог бы смастерить что-нибудь в этом роде.
Мне пришла в голову мысль об арбалете, которым вооружили меня жители Вено, но я понятия не имел, как описать устройство пускового механизма.
– Как насчет парочки длинных шестов с острыми наконечниками? – предложил я.
– А как насчет большого булыжника, которым очень удобно бить по голове? – передразнил Брисден.
– Надо просто оставить его наедине с Брисденом, – предложил Нанли. – Вот увидите: он быстренько уговорит Учтивца отрезать себе голову.
– А может, сделать ловушку? – оживилась Анотина. – Мне кажется, для начала его нужно поймать.
– У нас, случайно, нет сетей? – спросил доктор.
– Ага. И каждому по рогатине, – проворчал Брисден. Я как раз собирался выступить с предложением оглушить Учтивца с помощью электрического стула, когда комната внезапно накренилась влево. Вцепившись в подлокотники, я попытался восстановить равновесие, но тут мир опрокинулся в противоположную сторону. Адские качели все набирали скорость и в конце концов превратились в бешеную карусель. Я словно падал в воронку гигантского водоворота.
– Что-то происходит, – крикнул я мелькающим вокруг друзьям.
Мне пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть головокружительного вращения мира, от которого к горлу подступила тошнота. Что-то произошло и со слухом: я знал, что Анотина и остальные сидят на расстоянии пары футов, но их голоса казались ужасно далекими, до меня долетали только обрывки слов. Совершенно ошалев от головокружения, я уже стал думать, что это мой стул крутится вокруг своей оси. Он набирал обороты и вскоре развил такую скорость, что у меня перехватило дыхание. Собрав в кулак остатки воли и сознания, я спрыгнул со стула.
Довольно долго мне казалось, будто я кувыркаюсь в воздухе. Я съежился в ожидании болезненного падения, но ничего не произошло. Решив, что обрел способность к левитации, я открыл глаза, однако, вместо того чтобы зависнуть под потолком, обнаружил перед глазами плитки пола. Мгновением позже на меня обрушился такой удар, словно тело внезапно вспомнило о столкновении. Я застонал от замешкавшейся боли, зато прекратилось вращение и тошнота начала проходить.
Меня подхватили под руки и поставили в вертикальное положение. Голоса стали отчетливей, и я услышал, как позади ворчит Брисден:
– Кто бы мог подумать, что он такой тяжеленный…
– Весь вес в мозгах, – иронично отозвался Нанли. Как только каменный пол перестал маячить перед глазами, я заметил в своем зрении перемену. Комнату заливал прозрачный зеленый свет, все предметы на столах слабо мерцали, и это излучение было каким-то образом связано со смутным шепотком у меня в голове. Метаморфоза была, прямо скажем, не из приятных. Я прикрыл глаза, и неразборчивые голоса стихли.
– Что с вами? – с тревогой спросил доктор. Я покачал головой.
– Все в порядке, – произнес я и сам не узнал свой голос: он почему-то был очень низким и хриплым.
– Клэй, это я, Анотина, – позвала она. Я почувствовал ее ладонь на своей щеке. – Очнись!
Я хотел сказать ей, что прекрасно себя чувствую, но боялся снова заговорить не своим голосом. Нанли и Брисден по-прежнему крепко держали меня, а запястье обхватила еще одна рука – должно быть, это был доктор, он щупал пульс.
– Вернись, Клэй! – раздался голос Анотины, а вслед за ним – легкий шлепок.
Я улыбнулся, давая понять, что все в порядке, а когда открыл глаза, ее лицо оказалось прямо передо мной – сияющее зеленое лицо. Анотина шевелила губами, но ее слова заглушал шепот в моей голове, который возобновился, стоило мне сфокусировать взгляд.
Вдобавок к потусторонним голосам появились еще и какие-то видения. Они не загораживали лица Анотины, а накладывались прямо на него, словно текст, написанный поверх стертой древней рукописи. На безупречно гладком челе моей возлюбленной плясали десятки цифр и химических формул. Они дрожали и закручивались в спирали вместе с ворохом слов, раскрывающих их значение. Но когда на правой щеке Анотины нарисовалась фигура Драктона Белоу с пробиркой лиловой жидкости, предназначенной для центра ее зрачков, я не выдержал и отвернулся. Сбросив с себя заботливые руки, я выскочил из лаборатории в коридор, а оттуда – на улицу.
Обезумев, я пытался убежать от своего нового дара, сила которого возрастала с каждой секундой. Колоннады и портики, мертвые цветы и мириады ступенек – все преграждало мне дорогу головокружительной лавиной информации. Я действительно отыскал ключ к символам мнемонических узоров Белоу, и теперь его секреты неслись ко мне со всех сторон, требуя немедленного познания, приставали с тысячами ненужных деталей, набрасывались, словно стадо кровожадных демонов, и мчались за мной по пятам.
Очертя голову несся я мимо разнообразных форм знания: здесь были формулы смертоносных взрывов, уравнения, описывающие страх, философское понимание хаоса, порядка и иллюзорной границы между ними. Карнизы и арки сочились музыкой и поэзией. Призраки людей выступали на шаг перед изваяниями, чтобы в подробностях поведать о своей судьбе. Выбившись из сил, я рухнул на колени перед фонтаном с фигурой пеликана, из груди которого била струя воды. Каменная птица рассказала мне историю безвременной кончины сестры Белоу. Бежать от гениальности Создателя было некуда. Оставалось последнее спасение – закрыть глаза.
Темнота успокоила и немного отрезвила меня. Я ощупью пополз вперед и перегнулся через бортик фонтана, чтобы ладонями зачерпнуть воды. Плеснув прохладой в лицо, я сделал глубокий вдох.
– Это всего лишь идеи, – вслух сказал я себе. – Они не могут причинить никакого вреда.
Не открывая глаз, я привалился спиной к фонтану и заплакал. Это не были слезы страха, нет. То, от чего я бежал, от чего чувствовал теперь страшное опустошение, я узрел в лице Анотины. Позаимствовав у Вызнайки зрение, я действительно обрел ту способность, на которую претендовала лженаука физиогномика: я прочел лицо этой женщины и увидел ее сущность.