В Шаде кошмар начался еще до того, как ударные волны достигли города. Горожане погрязли в церемонии Дикой Охоты, в оргии истязаний и массовых убийств, которые они называли ритуальным очищением города от мутантов и больных. Рушащиеся здания и полыхающий огонь стали живописным фоном для финальных сцен омерзительного празднования боли.

Небольшая рабочая община Бет-Гилеад успела увидеть волны, катящиеся по пустыне к поселению. Огромные валы, поднимающие столбы пыли. Когда пыль заслонила свет, поселяне решили, что пришел день гнева их сурового божества.

Постигнув свою природную греховность, поселяне в молчании опустились на колени, вознесли молитвы, а потом просто вырубили генераторы и исчезли.

Братство также приняло свой конец очень спокойно. Последние часы жизни они провели в расчетах, надеясь найти ошибку, которая не позволила им предсказать разрушения в таком вселенском масштабе.

Единственными, кто приветствовал конец, были рулевые. Когда ударная волна докатилась до дороги на Кладбище, место парковки заполонила гигантская кавалькада блестящих грузовиков. Дав полный газ и подначивая друг друга, они погнали навстречу катящейся волне. По крайней мере, рулевые встретили катастрофу достойно.

34

Билли и Менестрель выпали из ничто. Они приземлились на жесткую поверхность ската песчаного холма. Падение сбило дыхание Билли, и несколько минут он приходил в себя. Наконец он поднялся. Менестрель, казалось, совсем не замерз.

Их окружал пустынный пейзаж. Насколько хватало глаз, везде – холмики песка посреди ничто. Здесь не было ни воды, ни растительности. Ни единого признака каких-либо существ.

Неожиданно Билли понял, что его это не тревожит. Его наполнило благостное ощущение спокойствия. Как будто окаменение. Он вытянулся и тронул приятеля за плечо. А потом потряс.

– Эй, проснись. Мы куда-то пришли.

– Что?

– Мы куда-то пришли.

Малыш Менестрель поднял голову.

– Ага, вижу.

Билли вытянулся на песке и глубоко вздохнул.

– Мне здесь начинает нравиться. Ты знаешь, где мы?

Малыш Менестрель закрыл глаза и сосредоточился. Билли немного удивило то, что он не стал сопротивляться. Через минуту Менестрель открыл глаза и тряхнул головой.

– Странно.

– Что «странно»?

– Оно ушло.

– Хочешь сказать, что твой дар ушел?

– Не дар.

– А что тогда?

Менестрель нахмурился. А потом криво усмехнулся.

– Мне кажется, что я потерял остальной мир.

– Что?

– Он ушел. Его больше нет. Насколько я могу судить, это все, что осталось.

– Ты шутишь?

– Нисколько.

– Это все, что осталось? – Билли принялся глупо хихикать. – Это нелепица.

Малыш Менестрель встал на ноги.

– А может, и нет.

Он принялся взбираться по склону на вершину насыпи. Взобравшись на вершину, он посмотрел вниз. А потом на Билли.

– Тебе лучше подняться сюда.

Билли попытался подняться на ноги.

– Что там?

– Поднимайся и посмотри сам.

Билли дошел до вершины. На верхушке насыпи вниз уходила неглубокая впадина. Малыш Менестрель указал на нее.

– Смотри.

На дне впадины – кладка из больших золотых яиц. Всего девять. Каждое в половину человеческого роста. Билли посмотрел на Менестреля.

– Что это такое?

Малыш Менестрель пожал плечами.

– Я не совсем уверен…

– Звучит так, словно у тебя есть мысли на этот счет.

Малыш Менестрель засмеялся.

– Да, у меня есть теория, и она скорее сладкая, чем горькая. Я думаю, что мы смотрим сейчас на тех, кто превосходит нас. В конце концов, нас, людей, задавят. Как раз подходящее время, чтобы то, что вылезет из этих яиц, взяло верх. Прежде чем Билли успел ответить, из одного яйца послышался громкий стук. В воздухе повисло тяжелое безмолвие, какое бывает перед грозой. Билли в ужасе посмотрел на Менестреля.

– Что происходит?

– Думаю, они собираются вылупиться. Менестрель схватил Билли под руку.

– Пойдем отсюда. Не думаю, чтобы мне хотелось видеть, как они вылезут из своих скорлупок.

Они подбежали почти к самому краю ничто. Воздух пронзил высокий звук, различаемый на границе человеческого слуха. Билли бросил взгляд на Малыша Менестреля.

– Как ты думаешь, они причинят нам вред?

– Вряд ли.

Ничто начало убывать. Ничто отступало, оставляя выжженную гладкую землю. Вскоре до самого горизонта протянулась твердая почва. Малыш Менестрель с трепетом наблюдал за этим.

– Они воссоздают мир. Возвращают все на свои места. Их сила бесконечна.

Билли с сомнением взглянул на вершину холма.

– Как думаешь, остались ли еще где-нибудь люди?

Малыш Менестрель пожал плечами.

– Может, да, а может, и нет. В любом случае, не так уж много.

– Что с нами будет?

Менестрель посмотрел на него с изумлением.

– Откуда, черт возьми, я знаю?

Джеффри Форд

Физиогномика

1

Я выехал из Отличного Города ровно в четыре пополудни. Осеннее небо уже потемнело, и на улице завывал ветер. Карета подкатила прямо к крыльцу моего дома. Яростный шквал напугал лошадей и едва не вырвал бумаги — материалы очередного дела, всего час назад полученные от самого Создателя, Драктона Белоу, — у меня из рук.

Возница открыл передо мной дверцу кареты. Видом он напоминал борова с гнилыми клыками, но мне довольно было лишь раз взглянуть на его толстый лоб и глубоко посаженные глаза, чтобы опознать тип, склонный к мечтательности и мастурбации. «В провинцию!» — провозгласил он, перекрикивая ветер и заплевав мне лацканы плаща. Я коротко кивнул и уселся.

За несколько минут мы выехали к главным воротам города. Прохожие на улицах провожали мою карету тем странным приветственным жестом, который недавно зародился среди населения, — один палец вверх. Я подумывал махнуть в ответ, но забыл об этом, увлекшись чтением лиц.

После многих лет изучения физиогномики мне не нужен был кронциркуль, чтобы извлечь «душу» из-под кожи. Нос для меня был эпической поэмой, губа — пьесой, ухо — многотомной историей человеческого падения. В одном глазу читалась вся жизнь, и мои глаза вспоминали прочитанное, пока тупоумный возница гнал лошадей сквозь самую долгую в мире ночь, через горные перевалы, по плоскогорью, где дорога терялась среди камней. Последнее изобретение Создателя, химическая лампа, горела ярким оранжевым светом. Я внимательнейшим образом перечитывал официальный документ. Меня направляли в Анамасобию, шахтерский городок в северной провинции, на дальней границе.

Я перечитывал бумагу, пока слова не потеряли смысл. Я отполировал инструменты так, что видел собственное отражение в стальных остриях. Я провожал взглядом блестевшие в лунном свете озера и стада убегавших с дороги странных животных. Когда лампа Создателя стала тускнеть, я приготовил себе дозу чистой красоты и влил ее в запястье.

В гаснущем свете я сам начал мерцать, и образы документа возникли перед мысленным взором: белый плод, по слухам, произраставший в Земном Раю, которому приписывались всевозможные сверхъестественные свойства. Он хранился под стеклом на алтаре городской церкви и не портился от времени, всегда оставаясь свежим и спелым.

Много лет назад местные шахтеры, разрабатывавшие жилу духа под горой Гронус, вскрыли естественную полость с озерцом и обнаружили этот белый плод в сморщенной руке древней мумии. Рассказ о находке вызвал некоторый интерес в Отличном Городе, но большинство горожан считали эту историю бредом недоумков.

Вручая мне новое назначение, Создатель со смехом припомнил мне некое порочащее замечание по поводу черт его лица, которое я нашептал в подушку года три назад. Я обомлел, пораженный его всеведением, и тупо наблюдал, как он вливает себе в жилу на шее шприц чистой красоты. Когда поршень выдавил лиловую жидкость во вздувшуюся вену, на его губах появилась улыбка. Он лаконично выдернул иглу и сказал: «Я не читаю, я слышу».