Теперь дорога была свободна. Позади остались два трупа — урода в шляпе, спрыгнувшего на экипаж с дерева, и плюгавого грабителя с пистолетом, по которому проехалась повозка. И это обстоятельство Сент-Ива ничуть не взволновало, а вот то, что споткнувшаяся лошадь, равно как и ее наездник Джордж, а также красавчик Фред исчезли, порадовало от души.
Воодушевленные полученным преимуществом путешественники пустились дальше. Рощи и перелески остались позади, но на всякий случай Сент-Ив устроился на крыше экипажа с револьвером наизготовку. Внезапно он с удивлением заметил, что по его ладони медленно стекает кровь. Острая щепа из бортика все-таки сделала свое черное дело, хотя боль была вполне терпимой. Положив оружие на чемодан, Лэнгдон снял сюртук и прижал к ране носовой платок — слава богу, порез оказался неглубоким и кровь быстро остановилась. Уцелевшие негодяи были опасны, во время нападения вели себя решительно, и потому следовало поостеречься. Милю за милей Сент-Ив, готовый без излишних церемоний разрядить в любого из них свой револьвер, окидывал внимательным взглядом холмы и убегавшую вдаль дорогу, ожидая повторной атаки. Но время шло, а местность так и оставалась пустынной — ни поднятой пыли, ни какого-либо звука, за исключением грохота колес, поскрипывания повозки да стука копыт Логарифма, бодро рысящего вперед. В конце концов Сент-Ив решил, что опасность миновала, и перебрался на козлы, не став, однако, закрывать чемодан.
— Теперь нам ни за что не нагнать Нарбондо, — устало подытожил он.
— Верно, сэр, хотя я готов поспорить, что он находился вне досягаемости, еще когда мы свернули с большака перед Вротамом. Наверняка воспользовался Лондонским трактом, как мы и предполагали в самом начале.
Вскоре впереди показался перекресток: предательская Дорога пилигримов упиралась в широкий наезженный тракт. Они повернули по нему на запад, руководствуясь указаниям знака с надписью «Харвел», и устремились вперед, к Грейвзендской дороге. Снова по сторонам замелькали фермы, показался сначала один экипаж, потом другой. Вряд ли стоило опасаться очередного сюрприза. Однако потеря двух бесценных часов всерьез расстраивала Сент-Ива, и он пытался хоть как-то убедить себя в том, что время потрачено не зря.
— С чего это Фреду и Джорджу преследовать нас? — поделился он с Хасбро своими соображениями. — Мы сами себя задержали одним лишь тем, что последовали их совету. Это очевидно.
— Верно, сэр. И поскольку мы пошли у них на поводу, то в любом случае оказались бы здесь.
— Отсюда следует, что нас заманили в безлюдную местность с целью убить, а не просто задержать.
— Похоже на то.
— Нарбондо, несомненно, способен прикончить кого угодно просто шутки ради, но отряжать для этого пятерых головорезов мне представляется чрезмерным.
— Осмелюсь вам возразить, сэр. Убийство само по себе доставляет Нарбондо истинное удовольствие. И у него имеются все основания нас ненавидеть. Однако лично я не сомневаюсь, что в равной степени он нас боится или уж наверняка опасается. Мы неоднократно срывали его планы — прижали к стенке на Меловых утесах, помешали в Моркамском заливе. А сейчас Нарбондо наверняка сообразил, что его похождения в Айлсфорде привлекли наше внимание. А уж похитив Эдди, он и вовсе разворошил осиное гнездо, сэр!
Сент-Ив вновь вспомнил разговор с Матушкой Ласвелл, а потом свои слова, обращенные к Элис. Вся эта история с Айлсфордским черепом и вратами в страну мертвых — чушь и суеверие. Сомнений быть не может. Но беда в том, что Нарбондо так не считает! Для него это дело первостепенной важности, а не какая-то блажь. Он настолько очарован своими идиотскими идеями, что готов устранить любые помехи — потому и устроил эту засаду. Хасбро снова оказался прав. За действиями проклятого горбуна стоит нечто большее, чем примитивная ненависть. А он, Лэнгдон Сент-Ив, высоколобый профессор, из-за пренебрежительного отношения к силе веры в иррациональное накликал беду на свою голову. Ведь нужно учитывать, что подобные вещи многие — и покойный Джон Мейсон, и Матушка Ласвелл, и ее муж-вивисектор, и сам Нарбондо, в конце концов, — воспринимают серьезно. За Айлсфордским черепом тянется длинный шлейф трупов, среди которых едва не оказались и они с Хасбро. И все потому, что Сент-Ив счел историю этой диковины сущей ерундой.
Ах, если бы он еще две недели назад усвоил преподанный им самой судьбою урок, если бы понял, насколько опасны поверхностные суждения и поспешные заключения! Лэнгдон обратился мыслями к злополучному фарсу с альбомами и их похитителем, к собственной роли в этом жалком дельце. И внезапно словно яркий свет озарил все прискорбные обстоятельства дурацкой, по сути, истории — это же было обыкновеннейшее мошенничество! Альбомы, их пропажа и топорная попытка выкупить нечто, с самого начала почти наверняка не стоившее и ломаного гроша. Мошенничество, закончившееся жуткой гибелью доведенного до отчаяния человека, оказавшегося пешкой в чьей-то грязной игре, и моральными терзаниями самого Сент-Ива в придачу.
Теперь, пусть и с изрядным опозданием, но надлежащие выводы сделаны. Во всяком случае, он знает, куда им следует отправиться по прибытии в Лондон. И догадывается, как и о чем нужно договариваться с человеком, которого они там отыщут, как только позаботятся о постое Логарифма и повозки. То была первая разумная мысль, пришедшая Сент-Иву в голову с того самого момента, как миссис Лэнгли принялась колотить в дверь комнаты для прислуги. Не ахти какая победа, конечно, но последние двадцать четыре часа Лэнгдон вел себя как набитый дурак, и потому даже это скромное достижение привело его в доброе расположение духа.
XV
«КОЗЕЛ И КАПУСТА»
Теплый воздух вдоль берега Темзы был пропитан вонью гниющих водорослей и рыбы с Биллингзгейтского рынка — каменные стены огромного рыбного базара совершенно не препятствовали ее распространению. Запахи немедленно воскресили у Финна воспоминания о денечках, когда он работал у Квадратного Дейви, ловца устриц, и проводил время на реке или же ошивался на Лоуэр-Темз-стрит, наблюдая за заходящими на таможню судами, любуясь закатом с Лондонского моста или сотнями парусников в Пуле. А вечерами его вниманием завладевал театр Тула, особенно номер «Саквояж мистера Вудина», в котором упомянутый мистер залезал в гигантский саквояж в облике Марты Мивенз, а спустя несколько мгновений выбирался оттуда майором Бластером [103] . Куда с ним было тягаться старине Хэппи с его более чем скромными сценками, что Финн пересмотрел за годы обитания в цирке! Прокрасться на представление, сэкономив таким образом пенни-другой, было проще простого, и воспоминание об этом вызвало у мальчишки улыбку, хотя делиться таковым с Элис или профессором он бы не стал. Конечно, любопытно было бы узнать, что этим вечером дают в театре Тула и сработает ли старая хитрость, да только заглядывать туда ему недосуг.
У пристани, прозванной «Устричной улицей», на воде покачивалось десятка два суденышек для ловли моллюсков. Рано утром вокруг них неизменно кишели покупатели, закупавшие устриц — свежайших, все еще перепачканных песком и илом, из самого устья Темзы, лучших устриц из Уитсебла [104] и районов южнее — бушелевыми [105] корзинами. Финн живо представил себе утреннее столпотворение: шум, гам, торговки и разносчики кофе и бутербродов из кофеен, перекрикивающие друг друга, суетливые дельцы, лощеные повара из богатых рестораций, хмурые по раннему времени трактирщики, уличные мальчишки, карманники да прочая шушера — и усталые моряки, перетаскивающие из трюмов своих посудин мокрые корзины.
К десяти часам утра торги, как правило, заканчивались, а сейчас и вовсе было уже поздно — три часа дня, — так что рынок потихоньку заканчивал работу, кофейни тоже практически опустели. Посудина Дейви, легко узнаваемая благодаря сине-красной полосе вдоль ватерлинии, стояла среди прочих. Сам Дейви отсутствовал, что для такого времени было совсем неудивительно. Не оказалось его и в кофейне «У Родвея», и данное обстоятельство означало, что искать его, скорее всего, следует в «Козле и капусте», старинном пабе на аллее Стуков. Улочка эта, надо сказать, получила свое название отнюдь не в честь звука, а потому что некогда являлась логовом предателей. Гая Фокса продали там всего за пригоршню шиллингов — во всяком случае, так Финну рассказывал Квадратный Дейви, а уж по части баек равных ему, поди, и не было.