Вода устремлялась все выше и выше, затем Она/Они вынырнула на поверхность и обнаружила, что качается, как поплавок, посередине огромного озера. Волны, поднятые Ее/Их появлением, понемногу улеглись, и Она/Они осталась частично погруженной в зеркальную гладь озера, расстилавшегося во все стороны до самого горизонта.

«Замечено приближение смертных».

«Мы готовы к защитным действиям, если смертные станут выказывать враждебность».

Смертные передвигались по водной поверхности на каком-то примитивном плавательном средстве. Она/Они не обнаружила у них никаких механизмов или каких-либо видов передачи энергии. По всей видимости, они достигали поступательного движения за счет использования собственных тел.

Их судно, продвигаясь по поверхности озера, оставляло за собой две длинных расходящихся полосы. Она/Они ждала и наблюдала. Смертные всегда были для Нее/Них загадкой. Временами Ей/Им почти казалось, что они могут обладать неким примитивным представлением о принципиальной концепции симметрии, которая была для Нее/Них радостью и смыслом жизни, но в тот же момент они противоречили этой мысли своей грубостью, лишенной всякой логики и порядка. Они постоянно роились вокруг Ее/Их с таким трудом отвоеванных стабильных зон, нанося им ущерб своими беспорядочными действиями и грубыми творениями.

Смертные, по-видимому, обладали некоей примитивной устойчивостью, – возможно, в качестве естественной компенсации за их очевидную тупость, – которая позволяла им противостоять как разрушителям, так и, как ни странно, Ее/Их усилиям привнести толику порядка в их до ужаса беспорядочную жизнь.

Она/Они обнаружила, что у Нее/Них не было никакого реального способа манипулировать ими. Она/Они ощущала их в совершенстве, и временами они также могли чувствовать Ее/Их присутствие. Но кроме этого, как Она/Они убедилась, у Нее/Них не было власти как-либо повлиять на них. Они занимали те же зоны стабильности, что и Она/Они. Было похоже, что смертные подобно Ей/Им держатся зон стабильности, но на другом уровне. Их уровни временами могли сближаться, могли даже быть параллельны друг другу, но между Ней/Ними и смертными всегда присутствовала пропасть. Они никогда не помогали и не угрожали – они просто существовали. Она/Они считала их странным побочным продуктом деятельности разрушителей.

27.

День клонился к ночи, а музыка все длилась – то она была сложной и диссонирующей, а затем, в следующую минуту, простой и захватывающей. Среди деревьев зажглись светильники, и сами джунгли, казалось, ожили и засияли. Оказалось, что прогалины, заваленные палой листвой, были обрызганы фосфоресцирующей краской. Днем она была не видна, но когда спускалась темнота, а на деревьях зажигались неяркие огоньки, растения пульсировали и мерцали сумятицей неземных цветов.

Когда музыка стала более раскованной и шумной, восхищенное внимание слушателей сменилось танцами и весельем. Среди пятен света и тени двигались парочки и группы людей. Появились добытые с помощью транспортного луча бочонки с вином, наркотические фрукты, бутылочки и таблетки с различными препаратами, пришедшими из сотен других культур.

Билли потерял Рива из виду, блуждая по тропинкам среди джунглей вместе со странной молчаливой девушкой. В течение вечера его угощали столь многими вещами – незнакомыми жидкостями, экзотическими наркотиками, – что его голова кружилась, а зрение разворачивало перед ним восхитительные и страшноватые картины. Они прошли мимо череды красных и зеленых пульсирующих огней, и лицо девушки растворилось в радужном мерцании. Билли, остановившись, некоторое время смотрел на нее.

– Черт побери, ты прекрасна! Все это место прекрасно!

Девушка улыбнулась ему. Билли ее улыбка показалась проблеском восходящего солнца. Он обнял ее, и они пошли дальше, через поляну, окруженную стеной деревьев. Малыш Менестрель все еще сидел с музыкантами. Его глаза были закрыты; погруженный в глубочайшее сосредоточение, он пытался извлечь все более изысканные звуки из своей серебряной гитары. На его лбу поблескивал пот, он, по-видимому, абсолютно не замечал окружавшую его толпу танцующих. Билли с девушкой постояли немного рука об руку, глядя на него, а затем двинулись дальше, прочь с поляны, по мерцающим тропкам среди высоких деревьев.

Они пришли на другую полянку, поменьше, посреди которой на мягкой, устеленной листьями земле сияли две больших ультрафиолетовых лампы. Билли почувствовал, как в нем зашевелились новые ощущения, и понял, что где-то в кустах спрятана парочка альфамодуляторов, настроенных на широкий диапазон.

На полянке уже собралось несколько человек. Большинство из них были обнажены, тела некоторых были разрисованы красками, светившимися в ультрафиолетовом свете. Некоторые из них сидели, другие лежали на земле, лаская друг друга. Здесь было несколько парочек. Другие сгруппировались по трое, и было еще две больших группы из семи-восьми человек, со смехом обвивавшиеся вокруг друг друга в групповом сексе. Билли стоял на краю полянки, зачарованно глядя на них. Девушка отпустила его руку и быстро выскользнула из своей одежды. Она протянула руку, приглашая его сделать то же самое и присоединиться к людям на полянке. В ультрафиолетовом свете ламп ее кожа стала совсем темной, а губы и белки глаз мерцали призрачной голубизной.

Билли медленно разделся; девушка стояла сзади, поглаживая его по спине. Он положил свою одежду рядом с одеждой девушки, затем она взяла его за руку и повела на полянку. Она опустилась на колени перед группой из троих человек, переплетенных друг с другом – пареньком и двумя девушками, которым на вид не могло быть больше пятнадцати. Билли встал на колени рядом с девушкой, и трое других подняли руки, приветствуя их. Музыка долетала до них, взмывая ввысь над деревьями.

Билли позволил своему уму расслабиться. Руки и губы, двигавшиеся по всему его телу, громкую музыку и мерцающие огоньки невозможно было сложить одно к другому логическим путем. Он просто позволил себе быть здесь, плыть по миру чувственности, уверенный, что в этом месте с ним не может случиться ничего плохого.

Несколькими часами позже Билли обнаружил, что лежит на земле посреди полянки, вперив взор в небо, уже начинавшее светлеть в крошечных просветах между листьями и ветвями. Девушка свернулась рядом, положив голову ему на грудь. Его тело было полностью истощено, но цвета продолжали клубиться, сменяя друг друга, в его голове. Спать было невозможно. Он лежал на земле, высосанный досуха. Воспоминания о нескольких предыдущих часах затопляли его мозг не связанными друг с другом образами лиц и тел. Они приглашали его, улыбались ему, сплетались с ним, затем искажались, разлагаясь на составные цвета, и вновь собирались воедино уже в какой-то другой форме, и все начиналось сначала.

Небо над ним становилось все светлее. Он осознал, что музыка прекратилась. Все стихло, только чуть слышно шелестела листва. Первые птицы уже начинали свой утренний концерт. Он рассеянно погладил гладкое золотистое тело спящей девушки. Совершенное умиротворение овладело им. Лес был подобен огромному гулкому собору. Тоненькие лучики света пронзали полог листвы высоко над ним, высвечивая крошечные яркие пятнышки на мягком мху, устилавшем дно полянки.

Билли казалось, что лес вокруг, куда бы он ни посмотрел, был яркой мозаикой, составленной из сочных, богатых красок. Ему потребовалось немало времени, чтобы осознать, что кто-то говорит с ним.

– Ну давай, Билли, соберись, возьми себя в руки! Еще немного, и нам пора двигаться.

Он сфокусировал взгляд на двух лицах, глядящих на него сверху. Это были Рив и Малыш Менестрель, но их лица казались жесткими и злыми, а их одежда – грубой и совершенно неуместной здесь, по сравнению с прелестью миновавшей ночи. Они не хотели оставить его в покое.

– Послушай, Билли, нам скоро уходить. Ну давай, старик! Давай, одевайся. Ну же, Билли!