— Один молодой человек появляется здесь каждый вечер, — как-то сказал мне инкуб. — Он, по всему видать, девственник, но богатый. Я несколько раз с ним разговаривал. Ему не по душе платить за секс, но он совершенно от тебя без ума.

Мне это понравилось, и, когда Бастьен показал мне джентльмена, я во время выступления постаралась как можно чаще встречаться с ним взглядами. Действительно, позже ко мне обратился слуга и от имени своего господина назначил встречу. Я поспешила за кулисы приводить себя в порядок.

— Жозефина, — услышала я голос рядом.

Повернувшись, я увидела другую танцовщицу, с которой у меня были особенно близкие отношения. Звали ее Доминик.

— Привет, — улыбнулась я подруге. — На сегодня у меня отличные виды.

Ее мрачное лицо встревожило меня.

— Что случилось?

Доминик была миниатюрной блондинкой, похожей на беспризорного ребенка. Казалось, она постоянно недоедает. Что, впрочем, неудивительно. В нашем ремесле никто не наедался вдоволь.

— Жозефина, — пробормотала она, вытаращив голубые глаза. — Мне нужна твоя помощь. Кажется, я беременна.

Я забыла о макияже:

— Ты уверена?

— Вполне. Я… я не знаю, что делать. Мне нужна эта работа. Ты сама понимаешь.

Я кивнула. Из-за кулис раздался крик Жана — парня, получавшего свою долю от наших любовных свиданий, — торопившего меня на встречу с юношей. Я быстро обняла Доминик:

— Я должна идти. Найду тебя позже, ладно? Мы что-нибудь придумаем.

Но позже у меня не получилось. Молодой человек, Этьен, оказался просто восхитительным. Он был гораздо моложе моих кажущихся лет, но уже обручен. Он разрывался в противоречиях по части секса. С одной стороны, он чувствовал, что должен сохранить чистоту для своей невесты, а с другой — хотел набраться опыта перед брачной ночью. И эта сторона победила, приведя его в мою постель и принеся мне суккубовское вознаграждение и за моральное разложение смертного, и в виде урожая энергии.

Его возмущали мой образ жизни и моя власть над ним, однако он не мог удержаться и на протяжении нескольких недель являлся ежедневно.

— Я ненавижу тебя за это, — сказал он однажды после любовных утех.

Весь в поту, он в изнеможении раскинулся на простынях. Я стояла рядом с кроватью и одевалась у него на виду.

— Выходи за меня замуж.

Я расхохоталась, откидывая за плечо волосы — тогда белокуро-медовые и вьющиеся.

Он негодующе вспыхнул. У него были темные глаза и волосы, а еще вечно задумчивый вид.

— Что в этом смешного?

— Только то, что ты ненавидишь меня и одновременно любишь. — Не переставая улыбаться, я шнуровала корсет. — Думаю, таких свадеб не пересчитать.

— Это вовсе не шутка, — возразил он.

— Может и нет, — согласилась я. — Но очень похоже.

— Ты мне отказываешь?

Я натянула через голову платье.

— Конечно. Ты просто не понимаешь, чего просишь. Это смешно.

— Иногда ты обращаешься со мной как с младенцем, — заявил он, садясь в постели. — Ты ненамного старше меня. Ты не имеешь права быть такой благоразумной… особенно потому что ты…

Я усмехнулась:

— Шлюха? — Надо отдать должное, он выглядел смущенным. — И в этом, золотце, вся загвоздка. Дело даже не в том, как к этому отнесется твоя семья. Даже если мы умудримся одолеть это препятствие, ты никогда не сможешь этого забыть. Все время, пока мы будем женаты — вероятно, недолгое, — тебя будет мучить мысль о мужчинах, с которыми я была. Ты станешь гадать, был ли кто-то из них лучше. Гадать, делала я с ними то, что кажется тебе новым и неизведанным.

В ярости он вскочил и принялся натягивать штаны:

— Я-то думал, ты будешь благодарна.

— Польщена, — холодно ответила я, — но не более того.

Это была не вся правда. Правда в том, что, несмотря на юношескую самоуверенность и частые перепады настроения, Этьен мне нравился. Очень. Что в нем меня привлекало? Может, его артистическая натура с бурными чувствами и чрезмерным самолюбием. Он был художником-любителем. В очередной раз проявилась моя одержимость творческими личностями. К счастью, на этот раз мне хватило здравого смысла избежать слишком глубоких отношений с человеческим существом.

— Я желаю, чтобы ты смогла выбрать того, кого любишь, — с горечью проговорил он. — Потому что я, знаешь ли, тебя бы не выбрал. Однако мы здесь. Я не могу перестать о тебе думать. Меня будто тянет к тебе что-то, чему я не в силах противиться.

— Мне очень жаль, — мягко сказала я, удивленная, что у меня слегка заныло сердце. — Дождись свадьбы. С женой ты забудешь обо мне.

— Нет. Разве она может сравниться?

— Некрасивая? — Возможно, самоуверенно с моей стороны, но сколько раз я это слышала!

— Скучная, — отозвался он.

А потом я услышала крик, леденящий душу, преисполненный ужаса крик. Совершенно забыв об Этьене, я выскочила из маленькой сырой комнаты. Внизу я обежала холл и наконец обнаружила несколько человек и причину беспокойства.

Это была Доминик. Она лежала на узком тюфяке в луже крови.

— О боже, — воскликнула я и встала перед ней на колени. — Что случилось?

Но я уже и сама поняла. Мне не потребовалось дальнейших объяснений от прочих танцовщиц. Пару недель назад я пренебрегла ее мольбами о помощи, целиком поглощенная собственным бурным романом. Так что ей самой пришлось искать выход, как часто поступали женщины из низших слоев общества. К несчастью, в те времена не было еще ни надлежащей аппаратуры, ни санитарии. Аборт был опасным делом, часто смертельно опасным.

— О Боже, — повторила я.

Я никогда не упускала возможности обратиться к Создателю, несмотря на отречение.

Я стиснула ее руку, не зная, что предпринять. Среди собравшихся появился полуодетый Этьен. В отчаянии я обратилась к нему:

— Ты должен пойти за доктором. Пожалуйста. Как бы ни было оскорблено его самолюбие моим отказом, сам он отказать мне не мог. Я увидела, что он рванулся к выходу, но Бастьен схватил его за плечо:

— Нет, это бессмысленно. Она умерла.

Я посмотрела на юное личико Доминик. Кожа ее побледнела, пустые остекленевшие глаза уставились в никуда. Я понимала, что должна их закрыть, но вдруг не захотела к ней прикасаться. В ужасе глядя на девушку, я, отпрянув, выпустила ее руку.

Отнюдь не впервые я видела мертвое тело, но никогда смерть не представала передо мной с такой поразительной ясностью. Вот она здесь, а в следующий миг ее уже нет. Один удар сердца, и все.

В воздухе витал запах смерти, живописуя ужасную правду о человеческих существах. О том, как коротки их жизни. И хрупки. Рядом с нами они как бумажные куклы, в мгновение ока обращающиеся в пепел. Сколько раз за тысячелетие я видела, как они приходят и уходят. Сколько раз я наблюдала этот стремительный переход от младенчества до седовласой смерти. Запах смерти. Он переполнял комнату. Он вызывал отвращение… и страх. Почувствовав удушье, я отстранилась еще дальше.

И Бастьен, и Этьен бросились ко мне, неловко пытаясь поддержать, но я в этом не нуждалась. Доминик, почти еще дитя, только что испустила дух прямо передо мной. Как хрупки человеческие существа. Я должна была уйти отсюда, прежде чем меня стошнит. Я отвернулась от тех, кто пытался меня утешить, и выбежала вон.

— Как хрупки человеческие существа, — прошептала я Дагу.

Чувство, переполнявшее меня теперь, когда я сидела рядом с ним, не было скорбью или отчаянием. Это была ярость. Ярость до белого каления. Человеческие существа хрупки, но некоторые из них все же находились на моем попечении. И как бы ни было это глупо с моей стороны, я не могла уклониться от того, что считала своим долгом. Даг был одним из моих людей. И тем, кто чуть не оборвал свои дни.

Я встала, последний раз сжала его руку и вышла из комнаты. Судя по изумленным взглядам, которые бросали на меня Кори, Мин и Уайет, я выглядела ужасно. Вдруг кое-что заметив, я подавила праведный гнев:

— Где Сет?

— Он сказал, что должен идти, — проговорил Кори. — Он оставил тебе это.