— Лорд Мургейт, никаких сомнений, — констатировал Джек, копясь в бумагах. — Похоже, мистер де Грот причастен к его наиболее пикантным делишкам. Но что, черт побери, этот Мургейт замышляет?

— Наверняка какую-то махинацию, — предположил Табби. — Ко всем политиканам вроде него я испытываю нулевое уважение. Хорошо бы Дойл смог расколдовать этот шифр. Меж тем я умираю с голоду. Право, корову мог бы съесть. Как только он переведет, нам нужно немедленно отправляться в путь, однако судьба завтрака внушает мне серьезные опасения. Пожалуй, мы так голодными и уйдем, что будет сущим преступлением!

Словно в ответ на его стенания из кухни появился Биллсон с огромным пирогом в форме круглого древнегреческого храма с колоннами по периметру и геральдической лилией на верхушке. Пропеченный до золотистой корочки, кулинарный шедевр источал аромат гусиной печенки и бекона. Биллсон водрузил пирог на стол перед Джеком и Табби и отряхнул руки.

— Страсбургский пирог, — провозгласил хозяин заведения, — а в печке как раз доходят прочие лакомства — сырные тосты и пирожки с карри. А в качестве следующей смены блюд будут поданы холодные устрицы, которые буквально мгновение назад Генриетта принесла с Биллингзгейтского рынка. Полагаю, джентльмены, вы изрядно проголодались, но, возможно, с остальным мне следует подождать возвращения мистера Дойла, подержу пока в печи.

— Благослови вас Господь, Уильям, — отозвался Фробишер, — но мистер Дойл может появиться и через несколько часов. Он предпочтет умереть с голоду, нежели бросить работу. Так что несите и тосты с пирожками, да ложку подайте, чтобы мистер Дойл смог соскрести остатки, ежели опоздает к нашему пиршеству. Еще, будьте так добры, подайте несчастным оптимистам кувшин лучшего эля «Полжабы». Нам предстоит долгий день, так что подкрепление определенно не помешает. Мы отправляемся на охоту в Клиффскую топь.

Биллсон удалился на кухню, и Джек продолжил:

— Газеты лорда Мургейта вниманием не обделяют, вот только впечатление у меня сложилось о нем не из благоприятных, хотя в точности не могу объяснить, почему именно. Определенно он ведет себя как напыщенный осел — только дай слюной побрызгать да всех прочих в неудачах обвинить, как будто сам успешен во всем и всегда. Похоже, он умеет только бахвалиться и создает себе репутацию за счет других. И презирает Гладстона.

— Да ему как вигу невыносима забота Гладстона об ирландцах, — пустился в объяснения Фробишер. — Я знаю этого типа еще со времен «Уайтс» [131] . Единственное, что его волнует, это нажива. Однажды он поспорил на три тысячи фунтов, будто Морриса Уитби, агента «Друри-лейн» [132] , через четверть часа стошнит. Якобы он понял это по его бледности и выражению лица. Лорд Бингем принял пари и проиграл, не успели они выпить и по бокалу шампанского. Бедняга Уитби начал изображать кота, выблевывающего комок шерсти, а под конец его чуть ли наизнанку не выворачивало. Зрелище было поистине отвратительное, куда до него извержению Кракатау. Потом Уикем рассказывал, будто Мургейт подсыпал Уитби какой-то дряни в джин. Конечно, Мургейт знай себе ухмылялся и все отрицал. Уитби грозился подать в суд, вот только откуда было уликам взяться. Лично я не стал бы играть в карты с типами вроде Мургейта. С другой стороны, впрочем, он сам не стал бы играть с типами, подобными мне. Ему с Нарбондо снюхаться на роду написано — хотя если об этом станет известно, его репутации конец.

Подали эль — около галлона, и товарищи принялись за страсбургский пирог, а заодно и воздали должное устрицам, которые и вправду оказались холодными: Биллсон имел великолепную привычку выкладывать раковины на блюдо поверх слоя колотого льда.

— Пожалуй, как раз этим мы и могли бы заняться, — продолжил Табби, — если в зашифрованных записях обнаружится что-нибудь порочащее, а наверняка так и окажется, коли они подписаны «Гвидо Фокс, он же Гай Фокс, в чьи намерения входило взорвать короля и парламент», — процитировал по памяти он. — Вот только это походит на шутку, ведь короля-то нынче и нет.

— Если в бумагах де Грота и обнаружится что-либо, указывающее на Мургейта, тот просто отмахнется, будто подпись Гвидо Фокса — шутка. Да и в любом случае польза от них только и будет, если Мургейт упомянут в них непосредственно, причем в связи с чем-то явно преступным.

— Подпись сама по себе чересчур хитроумная. Полиция такие обожает, Джек. Вот простые рецидивисты, вроде жизнерадостного джентльмена, днем мирно проживающего в собственном доме, а ночью превращающегося в убийцу, их неизменно ставят в тупик. А вот эта компашка устраивает взрывы — чтобы сеять хаос, ну или осуществить тот сказочный план Нарбондо устроить пирушку в аду, если его вообще воспринимать всерьез.

— Сент-Ив как раз всерьез и воспринимает. По крайней мере, он ожидает чего-то в подобном духе, и для меня этого достаточно.

— Что ж, тогда воздам должное вашей прозорливости, отведав этих тостов и пирожков. Заодно проверю, отвечают ли они традиционному качеству Биллсона. Полагаю, мы обязаны оставить кусочек-другой бедняге Дойлу, раз уж он занят настоящей работой.

— А вот, кстати, и он, — кивнул на лестницу Джек.

Табби наполнил элем кружку Дойла и, когда тот уселся за стол, посетовал:

— Джек был голоден как волк, и мне стоило немалых усилий помешать ему сожрать весь завтрак, а потом и стол обгрызть в придачу. Ну как, удалось что-нибудь выяснить? — Он положил в тарелку Дойла гору еды и вручил ему вилку.

— Это оказался простой перестановочный шифр, — сообщил Дойл и передал обоим товарищам по листу бумаги с двумя абзацами текста. — Буквы разбиты по пять строчек и перемешаны с музыкальными нотами. Сначала это здорово сбивало с толку, но затем я сообразил, что буквы переставляются по нотной линейке в пять строк, как в музыкальном произведении, а не по обычной компоновке в три строки.

— Восхитительно, — отозвался Фробишер. — Ешьте же, старина, время дорого.

— Ноты для понимания текстового сообщения совершенно не нужны, их вставили, чтобы сбить с толку, — не унимался Дойл. — И все же я кое-что в них разглядел — подозреваю, «Гвидо Фокс» чересчур уж упивался собственной хитростью. Ноты переставляются сами по себе, отдельно от текста, и после размещения на нотной линейке итоговый результат можно напеть на манер старой ирландской песни времен Гая Фокса — «Баллинорской баллады».

— Не имел удовольствия слышать ее раньше, — вновь принялся вещать Табби, — да и не уверен, что у меня хватит духу сделать это сейчас, так что весьма вам признателен за доступное изложение. Отведайте же восхитительный пирожок с карри, мистер Дойл, и кружечку эля и доведите до нашего сведения основное содержание записей.

— Основное содержание, — подхватил Дойл, откусывая пирожок, — не такое уж и ясное. Тут обсуждается некий план, о смысле которого остается только догадываться, однако не вызывает сомнений, что о нем хорошо осведомлен как лорд Мургейт, так и отправитель послания, самозваный Гвидо Фокс. Они затевают некое злодеяние — возможно, взрыв, а не праздничный фейерверк, как на 5 ноября, на Ночь Гая Фокса. И это произойдет очень скоро. Дата, правда, не указана, и нам неизвестно время написания шифрованного послания, однако упоминается вторник. Вам обоим должно быть известно, что именно в этот день недели Гай Фокс собирался взорвать палату лордов.

— Завтра! — воскликнул Джек.

— Или на следующей неделе, — вставил Фробишер. — Вторники имеют обыкновение регулярно повторяться.

— Еще здесь упоминается некий «полковник В. М.» — заметил Джек, просматривая врученный Дойлом листок. — И что же нам это дает? Инициалы, только и всего. Судя по всему, он ручается мистеру Фоксу, что его подчиненные присмотрят за «действиями толпы, когда полетит пыль вместе с мучениками», и что предложенная сумма приемлема.

— Сколько же полковников с инициалами В. М. может быть в Лондоне? — озадачился Фробишер. — Лично мне представляется невозможным отыскать их всех и расспросить, а не причастны ли они, часом, к какому-либо преступлению. Летающие мученики! Съешьте еще один сырный тост, мистер Дойл.