— У меня послание от доктора, — заявил Финн карлику. Тот обернулся и смерил парнишку взглядом, какой бросил бы на ходячий мусорный ящик.
— Кроме послания у тебя еще и рожа мерзкая, — фыркнул человечек. — Можешь подтереться и тем и другим. Так и передай чертову доктору.
— Вы должны отвезти меня на Египетский залив.
— Разбежался, маленький кусок дерьма, ни на какой Египетский залив я не еду. И вообще никуда не еду, пока мы не закончим с этой штуковиной.
— Завтра, — настаивал парнишка. — Я не сказал, что сегодня вечером.
— Тогда и жди до завтра, посиди здесь где-нибудь на виду. Если Коржик разрешит взять тебя на Египетский залив, значит, так и будет.
Финн разом лишился дара речи — от упомянутого прозвища у него даже дыхание перехватило. Вдруг дверь за тележкой начала открываться. Парнишка, пожав для убедительности плечами, развернулся и зашагал прочь, отчаянно стараясь, чтобы его уход не выглядел бегством. Сзади послышался жеманный высокий голос Коржика:
— Кроватку тебе вынести, Карлуша? Поспишь, может?
— Закрой пасть, — отозвался карлик. — Где тебя носило последние два часа, пока я варил эту вонючую жижу?
— Караулил всю ночь, — отозвался Коржик. — Настроение у его светлости паршивое, видите ли. Повсюду убийцы, не иначе как.
— Раз уж ты здесь, давай-ка помоги. Разберись вот с этой жестянкой.
Финн двинулся наискосок к жареной свинье, которую как раз разделывали на доске, установленной на козлах. Дымящиеся куски раздавали страждущим на обрывках газеты.
— Я куплю порцию, сэр, — прохрипел Финн, еще не оправившись от волнения.
— Проваливай, — последовал ответ. — Это тебе не столовая.
— Не вякай, Том, — вмешался мужчина, разделывавший тушу. — Это моя чертова свинья. Мальчонке нужно поужинать. — Он вручил Финну на газете истекающий жиром кусок ноги весом эдак с полфунта. — Оставь себе свои пенни. Герцог Хамфри угощает [121] .
Финн поблагодарил благодетеля и шмыгнул в тень. Ему вдруг вспомнилось, как совсем недавно он ни с того ни с сего подарил Ньюмену петарды — просто потому, что ему так захотелось. И вот теперь он наслаждается куском первоклассной свинины, которую ему точно так же подарили. Одно ведет к другому — во всяком случае, он надеялся, что так оно и есть. Идея, что человеку может воздаться как за добрые дела, так и за дурные, Финну приходилась весьма по душе.
Сидя в укрытии, парнишка держал перед собой газету и дул на горячее мясо, украдкой следя за стараниями Коржика, складывающего из гнутого листа жести четырехстороннюю коробку без верха и низа. Карлик тем временем при помощи чугунных щипцов осторожно поместил дымящийся котелок с «гоголем-моголем» в металлический кузов тележки и закрепил его перекрученным проводом. Затем оба забрались на перевернутые упаковочные ящики и опустили жестяную коробку на бочонки, таким образом спрятав их от посторонних взоров. На жести было выведено слово «Ананасы» и нечто, в представлении художника призванное изображать означенный фрукт.
Коржик отступил назад, оглядел дело рук своих, снял с крюка лампу и повесил ее на тележку, после чего, прикрыв ладонью дымоход печки, загасил пламя. Затем захлопнул стоявшую все это время нараспашку дверь, и парочка, преодолев двор, потащилась по аллее в направлении Уэнтуорт-стрит. Карлик толкал тележку, а Коржик шествовал впереди.
Финн дал им фору в несколько минут и осторожно зашагал следом. Вскоре он миновал укрепленную на стене табличку с надписью «Джордж-Ярд» и оказался на Уэнтуорт-стрит. Чуть подальше улицу пересекал следующий переулок, куда двое с тележкой как раз и сворачивали. Там они наткнулись на небольшую толпу, и карлик, проталкиваясь, принялся кричать: «Дорогу! Дорогу!»
Тут парнишка остановился и задумался: продолжать слежку или вернуться на Ангельскую аллею? Коржик, несомненно, направлялся по каким-то грязным делишкам Нарбондо, и было бы неплохо узнать, что именно они затеяли. Однако путаться под ногами у этого мерзкого типа Финну совсем не хотелось, равно как и оставлять Эдди, которому он еще мог помочь. Спрятанные в тележке «огненный гоголь-моголь» и аппарат с сифоном определенно предназначались для чего-то дурного, уж никак не для невинной забавы вроде сожжения Снежной королевы. Тем не менее поделать здесь он вряд ли что мог, к тому же если его схватят, и вовсе спалят до угольков.
И Финн отправился назад, размышляя о том, что вопреки его опасениям упоминание Египетского залива карлика не смутило — напротив, удар пришелся точно в цель. Вскоре он оказался возле собачьих будок и прошел во внутренний двор с водоразборной колонкой, где ранее появлялся призрак. Старухи с Лазарем было не видать, однако Ньюмена он приметил — тот неподвижно стоял в лунном свете под опасно накренившейся стеной, обратив лицо вверх. Похоже, спал стоя. Однако затем Финн потрясенно осознал, что Ньюмен так жутко закатил глаза, что остались видны одни белки. Придурковатый паренек походил на каменное изваяние с раскрытым ртом.
— Эй, Ньюмен, — произнес Финн и, не получив ответа, повторил погромче.
На обмякшем лице нового знакомого проявились признаки жизни, нижняя челюсть медленно встала на место, а глазные яблоки опустились. Затем он с трудом сглотнул — огромный кадык так и заходил под подбородком — и какое-то время тупо таращился на Финна, пока в конце концов не узнал его.
— Привет, Хлопушка, — сказал Ньюмен, моргая.
— И тебе привет. Знаешь Джермин-стрит?
— Джермин-стрит? Ага, знаю. Длинная такая. Там есть «Данхилл», где продают табак для трубок, и еще «У Таркентона», и…
— Я имею в виду дальний конец. Возле Грин-парка. На стороне Дорожки королевы.
— А, ну да. Там…
— Магазин игрушечника Кибла. Готов поспорить, ты не раз разглядывал его витрину.
Лицо Ньюмена озарилось, он радостно закивал.
— Так вот, прямо за этой лавкой дверь, на дальнем углу здания, где Джермин-стрит чуть срезается. Рядом вывеска «Приют лазутчика». Умеешь читать?
— Ага, умею. Не все, правда.
— Тогда ищи вывеску на самом углу, она вделана в кирпичную стену. Постучи дверным молотком под ней. И посильнее, чтобы весь дом проснулся. Рядом переговорная трубка. Когда тебе ответят, скажи, что у тебя послание для Джека Оулсби или миссис Оулсби, если его нет дома.
— Послание? — теперь в глазах Ньюмена блеснуло понимание.
— Ты услышишь их через переговорную трубку так же четко, как если бы они стояли перед тобой. Скажи им так: «Финн Конрад говорит, Египетский залив, на болотах». Сможешь передать это в трубку? И скажи, туда доктор и удерет.
— Египетский залив, доктор удерет туда. На болотах. Джеку или миссис. Послание от Финна Конрада, прокричать в трубку.
— Да, все верно. Еще скажи, Финн уже выступает. Можешь побежать на Джермин-стрит прямо сейчас? Сейчас поздно, но… Погоди-ка, — Финн быстро огляделся по сторонам. Как будто никто за ними не наблюдал, и он снял правый ботинок с отрезанным носком и достал из него полкроны. Вложил монету в ладонь Ньюмена и сжал ему пальцы в кулак. — Так ты поможешь мне?
Ньюмен раскрыл ладонь и уставился на монету. Затем сунул ее в карман и затряс головой.
— Только никому не рассказывай, даже Лазарю, — проговорил Финн, однако слова его оказались обращены уже к спине юного посыльного, поскольку тот припустил во весь дух по Ангельской аллее и вскоре исчез из виду. Парнишка живо последовал за ним, однако на перекрестке с Уэнтуорт-стрит след Ньюмена уже и вовсе простыл.
Пройдя еще чуток, Финн с удивлением увидел Коржика и карлика — они торчали в том же переулке, что и раньше, только перебрались на другую его сторону и общались с пассажиром экипажа — пятиоконного ландо, броско выкрашенного в черный и золотой цвета. Сзади на довольно большой платформе был привязан багаж, спереди горели два фонаря. Пара ухоженных лошадей нетерпеливо переступала копытами, а смахивающий на гнома уродливый и морщинистый кучер в древнющей огромной бобровой шапке скрючился на сиденье под газовым фонарем на шесте. Еще парнишка заметил, что башмаки кучера подбиты толстенной, почти в два дюйма, подошвой. Возница барабанил пальцами по коленям, словно отбивал ритм только ему слышимой музыки.