— Запеканка! — фыркнул он.
— Прошу прощения, сэр?
— Здесь… болтанка… — выдавил Сент-Ив и запоздало сообразил, что этот вариант звучит даже бредовее прежнего. Впрочем, ерунда: он почти справился! К нему возвращалось отчаяние, подстегиваемое страхом замкнутого пространства. Стараясь не отвлекаться, он перехватил трос зажимами и начал осторожно выбирать его, затягивая петлю. Если не отвлекаться на глупости, уже минут через десять он окажется на поверхности. Или через пять.
— Вытаскивайте, — теперь уже по-капитански громко распорядился Сент-Ив.
Через несколько секунд батискаф тряхнуло и тот, чуть накренившись, бесшумно оторвался от морского дна и легкими толчками заскользил ввысь, к поверхности. Рядом поднималась стайка лучеперых рыб, которые с азартом тыкались в стекла иллюминаторов. Так они выказывают дружелюбие, — понял вдруг Сент-Ив. Боже, благослови рыб, готовых поддержать человека! Вода за стеклами посветлела, и тягостное чувство заточения понемногу рассеялось. Он глубоко вздохнул, с удовлетворением наблюдая, как всплывают, мельтеша, пузырьки воздуха, а последние рыбы уносятся прочь, торопясь вернуться домой, в глубину. Неожиданно за иллюминатором вскипела поверхность серого моря, и извлеченный на поверхность шар батискафа под плеск воды, стекающей с его округлых стенок, окутался клочьями тумана, пронизанного лучами утреннего солнца. Вслед за этим послышалась череда глухих ударов — железные ноги глубоководного аппарата утвердились на палубе баржи. Сент-Ив откинул крышку люка и выбрался наружу.
Не теряя времени, они вдвоем с Хасбро передвинули висящий на лебедке мокрый шар в сторону, освобождая на палубе место для машины лорда Келвина, отцепили его от поворотного крана, уложили на корме и, надежно закрепив стропами, прикрыли сверху промасленной парусиной. Потом пришел черед опасной находки — с помощью трудяги-крана пресловутая машина была извлечена из воды и установлена на палубе; затем Сент-Ив и его верный помощник спрятали ее под несколькими слоями все той же парусины. Работать им приходилось с лихорадочной быстротой, поскольку таявший под лучами солнца туман становился все более ненадежной защитой от чужих, весьма приметливых глаз.
Двадцать минут спустя паровой траулер под управлением человека, известного Сент-Иву, как дядюшка Ботли, устремился на север. Вскоре они отошли достаточно далеко от места мнимого лова и теперь уже могли, пожалуй, разыгрывать полную невинность: мол, рыбкой промышляем… а в чем, собственно, дело? Все это время профессор провел на палубе.
Полгода минуло с той поры, как корабли Королевской Академии наук рыскали где-то поблизости. Официально дело о машине лорда Келвина было давно закрыто, так что Сент-Ив мог чувствовать себя в относительной безопасности, и все же ему не давала покоя мысль, что рано или поздно его выследят, что он не продумал или упустил из виду какие-то важные вещи и что план спасения Элис пойдет прахом, если он не будет настороже дни и ночи напролет. А воображение создавало все новые и новые комбинации страхов, словно раскладывало некий ужасающий пасьянс. Так или иначе, Сент-Ив провел на палубе еще час — туман за это время полностью растаял. Открывшийся горизонт был совершенно чист — ни одного судна в пределах видимости.
Валясь с ног от усталости, Сент-Ив спустился в каюту и упал на койку. Траулер на всех парах мчался в Гримсби, чтобы оттуда по реке Хамбер добраться до Гуля. Через три дня Сент-Ив будет дома, в Харрогейте. Там, собственно, и начнется настоящая работа. Но нужно любой ценой сохранить секретность. От секретности теперь зависит очень многое… Что именно? Его жизнь, например, — причем в буквальном смысле. И жизнь Элис. Из Гуля в Харрогейт они повезут машину сушей, предварительно замаскировав под сельскохозяйственную технику. И надежно окутав парусиной. Никому, абсолютно никому не следует доверять. Даже самый неотесанный с виду мужлан может оказаться осведомителем Королевской Академии.
Добравшись до Харрогейта, они дождутся наступления ночи, а затем вышлют вперед Кракена — разведать дорогу. Самый опасный участок — в виду особняка: если Академия ведет слежку за Сент-Ивом, именно здесь прячутся ее агенты, готовые предъявить свои права на машину. Эти ребята, должно быть, отчаянные. А если отчаянные, то насколько? Вернее сказать, что Сент-Ив сможет им противопоставить?
Он знал, что Парсонс, если только ему известно, что машина лорда Келвина не обратилась в кусок бесполезного хлама, не остановится ни перед чем, чтобы заполучить это устройство. В тысячный раз Сент-Ив прикинул в уме такую возможность и, как обычно, утонул в сомнениях. Парсонс — дряхлая развалина, шифр без ключа. Да, он ловко провел Сент-Ива там, на побережье, в городишке Стерн-Бей, поэтому единственный козырь — сама машина. Парсонс не подозревал, что Сент-Ив захочет ее уничтожить, и уж тем более не в состоянии предположить, что это была лишь имитация разрушения уникального агрегата. Возможно, чтобы окончательно запутать Академию, стоит еще раз сделать вид, что машина уничтожена? В принципе, до конца дней своих Сент-Ив мог бы разыгрывать этот спектакль: машина взорвана, машина восстановлена, машина взорвана… Еще вариант: перегрузить ее на другое судно, а траулер дядюшки Ботли пустить ко дну — пусть Парсонс считает, что машина все еще на нем. Конечно, пока секретарь Академии не знает, что плод трудов лорда Келвина находится на борту траулера, и потому нужно послать ему весточку. Тогда они могли бы сделать вид, будто корабль затоплен, а машину не трогать и лишь прикинуться, что…
Сент-Ив ворочался на койке, в голову лезла всякая чушь. В конце концов на помощь пришло море: оно убаюкало, успокоило разгоряченные мысли. Мерно плескались волны, слабо бившие о борт судна, поскрипывали снасти. Эти звуки вплелись в сон и стали его частью — шумом запряженной кареты, которую гонят что было сил по темной, грязной улице…
Три года назад. Он один этой дождливой ночью на площади Сэвен-Дайлз. Сперва ему показалось, что друзья где-то рядом, но вокруг ни души — только мрак и шум дождя. Он вглядывается пристальнее: впереди что-то есть. Витрина лавки. В ней он видит себя, испуганного и беспомощного, а за спиной — улицу, заливаемую дождем. Но вот пелена раздвигается, как занавес перед погруженной во тьму театральной сценой, и на пыльном стекле витрины проступает картина: лежащий в грязи перевернутый кабриолет, одно из колес которого крутится и крутится без остановки над обращенным к небу лицом мертвой женщины…
Сент-Ив рывком уселся на койке, пытаясь восстановить дыхание. «Запеканка!» — громко сказал он вслух. Если кто и услышит, черт с ним! Что эти люди знают? Только то, что он сам по себе, везде и всегда. Одиночка. В итоге все опять свелось именно к этому, и ничьей вины здесь нет; так уж устроен мир.
Сент-Ив снова улегся, ощущая, как судно с трудом взбирается на волну. Изгнал из мыслей все, что не имело отношения к картофельной запеканке, к ароматам тимьяна, розмарина и шалфея, распространяемым кипящим на огне говяжьим бульоном, к огороду, который разбила Элис и который зарос теперь сорняками. До их встречи он был равнодушен к пище и не уделял ей особого внимания, пока Элис не привила ему вкус к хорошей еде. В память об Элис он целый месяц ухаживал за ее огородом. Но хранить эту память было куда сложнее, чем бежать куда глаза глядят. Вот он и сбежал. А в огороде теперь обосновались кроты — целую деревеньку себе прорыли…
Сент-Ив опять незаметно соскользнул в сон: теперь он стоит у окна гостиной и наблюдает за выходками кротов. Один — вылитый старик Парсонс — притворяясь, будто занят своими кротовьими делами, поверх очков украдкой следит за Сент-Ивом. А из прибрежного ивняка в дальнем конце луга, где течет река Нидд, тряся бородой, к особняку широкими шагами движется лорд Келвин собственной персоной. Он решителен и неукротим, но твердая его поступь не приближает идущего к цели, — так бывает во снах. Лорд явно не в духе, да и сама цель визита явно не относится к досужей болтовне о теории упругости или о строении материи. В руке у лорда Келвина трость, и на ходу он нетерпеливо стучит ею по открытой ладони.