Джанелль подняла голову, и в ее глазах не осталось и намека на холод.

— Какую еще книгу?

— О чем ты случайно упомянул?!

Деймон потер затылок, настороженно глядя на отца. Он ощущал настоятельную потребность из чисто мужской солидарности честно предупредить Сэйтана, а теперь искренне сожалел о том, что осмелился сделать это.

Повелитель уставился на предателя:

— Что на тебя нашло? Почему ты вообще заговорил об этом?

О нет. Он не повторит ни одной фразы, которые в конечном счете и заставили его срочно перевести тему.

— Зато теперь Джанелль в гораздо лучшем настроении.

— Почему-то я в этом и не сомневаюсь. — Сэйтан устало потер лицо руками. — Что она сейчас делает?

— Отдыхает, — произнес Деймон. — Я собираюсь переговорить с Беале и попросить, чтобы ей в комнату принесли поднос. Мы поужинаем в ее гостиной и немного поиграем в карты.

Неожиданный блеск, появившийся в золотистых глазах Повелителя, заставил Деймона насторожиться.

— Ты собираешься играть в карты с Джанелль? — спросил Сэйтан.

— Да, — осторожно подтвердил тот.

— В таком случае, Князь, вы более чем загладили свою вину за разговор с Джанелль о той книге.

Освальд снова задержался в коридоре.

Сначала он подумал, что похоть Веньи спутает все их планы. Однако, после того как бледная сука Королева сорвалась на мужчин при дворе из-за нее, они отправились зализывать раны в одиночестве и до сих пор не появлялись.

Ярость Джанелль была бы подарком судьбы, упавшим прямо ему в руки, если бы Вильгельмина Бенедикт оказалась в своей комнате. Однако ее там не было, и Освальд не имел ни малейшего представления о том, где искать девушку. Если она сейчас с другими суками, он не сможет подойти к ней. Освальд не хотел, чтобы кто-то из них обратил на него внимание, прежде чем он будет готов исчезнуть без следа.

Скоро, подумал он, возвращаясь в свою комнату. Очень скоро.

«И это меня называют Садистом!» — возмущенно подумал Деймон, обозревая доску и карты, и собрал все силы, чтобы не зарычать от усталости и раздражения.

— Ты практически выиграл этот раунд, — заметила Джанелль, подсчитывая очки и пытаясь скрыть ликование.

Деймон оскалился в бледном подобии улыбки:

— Моя очередь сдавать?

Кивнув, Джанелль деловито перевернула бумагу, провела линию посередине и написала их имена на первой строчке.

Деймон взял колоду и начал тасовать карты.

Огни Ада, у него не должно быть таких проблем с пустяковой карточной игрой! В конце концов, это всего лишь вариант «люльки», в которую Джанелль играла еще в детстве. Ладно, пусть даже существовало двадцать шесть вариантов «люльки». И все равно не должно быть столько проблем, чтобы выиграть партию. Однако в игре была какая-то неправильность, нечто, перед чем пасовало рациональное мышление. То есть мужская логика.

Игровое поле с разноцветными камешками и костяными дисками с соответствующими символами с одной стороны. Колода карт. И совершенно запутанное взаимодействие между всем этим богатством. Деймон так и видел, как ковен сидит кружком холодным зимним вечером, понемногу составляя эту игру, строя одну вариацию от другой, добавляя части других забав, принадлежащих различным культурам, — и в итоге получается настоящая пытка для логичного мужского мозга. Он особенно презирал игры, в которых определенная роль отводилась «диким» картам или джокерам, потому что игрок во время своего хода при появлении такого подспорья мог запросто перейти на другую вариацию — и вот уже старательно приберегаемые козыри никуда не годятся, как и прекрасно, до мелочей продуманная стратегия.

Должен же быть способ обратить эту особенность во благо, сделать из нее преимущество. Должен…

Продолжая мешать карты, Деймон пристально вглядывался в поле игры, изучая взглядом камешки и костяные диски, думая о том, как каждый из них может взаимодействовать с другим и с картами.

Да, это сработает. Это обязательно сработает.

— Ну что, в какую разновидность ты хочешь сыграть теперь? — спросила Джанелль, расставив камешки и диски в начальные позиции.

Деймон одарил ее улыбкой, которая в свое время приводила в ужас Королев в Террилле.

— Вариация номер двадцать семь.

Джанелль непонимающе нахмурилась:

— Деймон, но двадцать седьмой вариации не существует.

Он раздал карты и вкрадчиво промурлыкал:

— Теперь существует.

«Какой же она была юной, — подумала Сюрреаль, глядя на свою мать. — Я всегда считала ее большой и сильной… А она ниже меня. И была совсем юной, когда ее убили».

Тишьян невозмутимо поставила ноги на широкий подоконник и обхватила руками колени.

— Хорошо, что ты пришла в Кэйлеер.

Сюрреаль выглянула в окно, однако вычерненное ночью стекло показало девушке лишь ее собственное отражение, заставляя размышлять о вопросах, которые давным-давно покинули ее мысли, потому что некому было дать ответы.

— Почему ты не вернулась домой, после того как отделалась от Картана? — Она помедлила. — Из-за меня?

— Нет, — резко ответила Тишьян. — Я сама решила оставить тебя, Сюрреаль. Мне пришлось бороться с инстинктивной реакцией тела отвергнуть ребенка, зачатого в насилии. Я выбрала тебя. — Тишьян помолчала, задумавшись. — Были и другие причины тогда не возвращаться домой. Если бы я это сделала, ты жила бы совсем по-другому, но…

— Что «но»?! — рявкнула Сюрреаль. — Если бы ты вернулась домой, то не пришлось бы продаваться за еду и крышу над головой! Если бы ты выбралась из Террилля, то не умерла бы такой молодой! Какая причина могла заставить тебя отказаться от этого?

— Я любила своего отца, — мягко произнесла Тишьян. — И любила своих братьев. Наказание за изнасилование одно — казнь. Если бы я вернулась домой сразу же, сбежав от Картана, мой отец и братья отправились бы в Хейлль, чтобы убить его.

Сюрреаль тупо уставилась на мать:

— Но как, во имя Ада, они бы сумели миновать всех стражей Доротеи, чтобы добраться до Картана?

— Они бы погибли, — просто сказала Тишьян. — А я не хотела, чтобы мои близкие погибли из-за меня. Ты можешь принять такую причину?

— Не совсем, поскольку большую часть своей жизни я провела готовясь к тому дню, когда наконец лично прикончу Картана. Послушай, если бы речь шла о твоей матери… — Сюрреаль попыталась улыбнуться, но не смогла. — Как ты думаешь, что твой отец сказал бы, узнав о твоем выборе?

Улыбка Тишьян была наполнена сожалением.

— Я знаю, что он сказал. Он пробыл некоторое время в Темном Королевстве, прежде чем вернулся во Тьму. Но он прожил отведенные ему годы, Сюрреаль, а мои братья вырастили детей, которые иначе никогда бы не родились. — Она вновь замолчала. — И если бы я сделала другой выбор, ты бы не оказалась в Шэйллоте тринадцать лет назад, и мы потеряли бы величайшую Королеву, которую когда-либо знала Кровь.

— А если бы ты в итоге не оказалась в Террилле под Картаном, то стала бы Королевой и Черной Вдовой.

— Я и есть Королева и Черная Вдова! — рявкнула Тишьян. — Когда Картан сломал меня, он всего лишь лишил меня силы, которая стала бы моей, но не смог забрать то, что я есть.

— Прости, — сказала Сюрреаль, не зная, как выразить сожаление и не оскорбить мать.

— Не взваливай сожаления себе на плечи, маленькая ведьма, — мягко произнесла Тишьян, поднимаясь на ноги. — И не пытайся нести ответственность за чьи-либо действия, кроме своих. — Она протянула дочери руку. — Идем. Тебе нужно привести мысли в порядок, если завтра с утра у тебя тренировочный бой с Люциваром.

Сюрреаль устало поднялась на ноги и последовала за Тишьян. После отвратительной и жуткой сцены с Веньей в столовой, дополнительной тренировки с Фалонаром и усилиями, приложенными, чтобы справиться с последствиями ярости Джанелль, она была несказанно рада возможности наконец-то забраться в постель. За день девушке пришлось обнять больше расстроенных мужчин, чем за всю свою жизнь. И последняя мысль напомнила ей еще кое о чем.